|
Антонэ продолжил то, что было только намечено Футтитом. Он никогда не добивался смеха уморительными ужимками и гримасами, и благодаря ему Беби никогда не попадал в жалкое и малопристойное положение.
Выход клоунов, сопровождаемый диалогом, превратился теперь в строго продуманный и точно разыгранный скетч; что касается акробатических трюков и комических потасовок, то они перешли в полное распоряжение тех клоунов, которые не стремились совершенствовать свое искусство. Беби от природы одарен удивительной способностью вызывать смех. Неотразимый комизм создаваемого им образа возникает из нарочитого несоответствия между жестом и словом. Его простодушное лицо, бегающие глаза, его характерные движения, которым столько подражали, его неуверенные реплики, его голос, то необыкновенно громкий, то едва слышный,- все это отличается удивительной искренностью, проступающей сквозь шутовскую маску. Артисты цирка во все времена отдавали дань гротеску, и в этом состояло их заблуждение. Беби сверх всякой меры пользовался приемами гротеска. Его пример наглядно показывает, что склонность к преувеличениям не всегда приносит успех. Какое бы значение сам Беби ни придавал таким аксессуарам, как палка от метлы, превращенная в 'автоматическую ручку, или тарелка, надетая на руку, как часы,- они не принадлежали к его лучшим находкам. Они дополняли его шутовской наряд, но ничего не прибавляли к его сценическому облику. Такие приемы не блещут новизной. Причудливость костюма клоуна должна достигаться более тонкими средствами, и удовольствие, которое испытывает зритель, бывает более сильным, когда его источником служат не столь примитивные трюки. Выступая рядом с Антонэ, непринужденным и изящным, Беби показал, что рыжий может быть смешным, держась совершенно естественно и не переигрывая. Беби выступал почти без грима. Его нередко сравнивали то с носильщиком, то с грузчиком, ибо у него действительно была тяжелая походка, неуклюжие, неловкие движения. Но, кроме того, он обладал тонким умом и удивительной простотой. И хотя движения Беби скованы, хотя он кажется совершенно подавленным тем, что происходит в непонятном для него мире, он все время думает. Он не столько удивлен, сколько встревожен, он отнюдь не бесчувствен, он печален. Лексикон его был весьма ограничен, но гамма интонаций, которой он владел, была почти безгранична и отличалась необыкновенным богатством эмоций. В своей мешковатой одежде в черную и белую клетку Беби выглядел коренастым, неповоротливым, неподвижным; в нем чувствовалась сдержанная сила, которую рискованно было приводить в действие из боязни, как бы она не сокрушила все вокруг. Именно это и происходило на арене. Едва механизм приходит в действие, как болтливость Беби становится поистине сногсшибательной, он нагромождает одну нелепость на другую, выражает свои чувства невпопад. Руки и ноги перестают его слушаться, он пытается делать одно, а получается другое. Напрасно хочет он ухватить себя за ухо - рука его проходит мимо; тщетно он пытается похлопать себя по бедрам в знак радости или подпереть рукой локоть,- у него ничего не выходит. В сценке «Она и он» Беби поочередно изображает то женщину, то мужчину. Комизм ситуации достигается то и дело прерываемым монологом Беби, который то появляется на арене, то скрывается за кулисами, объявляя отрывистым голосом: - Она... Он... |
